До этого случая я не верил в существование чего-то потустороннего и к рассказам друзей и близких о всяких там «бабаев» относился скептически, считая их излишне впечатлительными, порой даже сомневался в их адекватности. По весне брат моего отца купил дом в деревне недалеко от города, и я по старой-доброй традиции поехал помогать ему с благоустройством, хотя мне это было не нужно, но моего мнения никто и не спрашивал.

Сев в электричку, я вышел на указанной мне станции, до деревни добирался на разбитом «в ноль» пазике, годов эдак 50-х, на котором все кочки ощущались на моем и без того больном позвоночнике.

У трассы меня встретил дядя. Поздоровавшись, мы направились к нему. Пока мы шли, я рассматривал деревню, которая состояла из 40-50 домов, половина из которых была брошена.

Остановившись у одного из домов, мой дядя взмахнул руками и презентабельно улыбнулся, словно перед нами стоит нечто невероятное.
Перед нами стоял дом… или сарай. Короче, строение было, мягко говоря, в убогом состоянии.

Отделка снаружи отсутствовала напрочь, да и дом еще дореволюционной постройки. Но дядю это не смущало, ведь он купил его «почти даром» и состояние дома его не беспокоило совсем.

По мне, было проще его сжечь и построить заново.

Внутри оказалось еще хуже: низкие потолки, русская печь, скрипучие полы и голые деревянные стены.

«Как тут жить-то», — подумал я про себя и сел на лавку, дядя собрал на стол, и мы сели ужинать.

— Завтра крышу починим, там дел-то на день, потом остальное, дом еще крепкий, — мечтательно сказал дядька, осматривая потолок.
— Да уж, дел здесь немерено…
— Ничего, управимся. Ешь и ложись, я тебе у окна постелил, там потеплее, а то с двери немного дует. И это, вот хлеб и соль, положи у печи, задобри домового, — и протянул кусочек хлеба.

Я посмотрел на него, как на ненормального, но хлеб взял, так как спорить с ним было бесполезно. Когда он вышел, я положил хлеб обратно в пакет, считая подобные ритуалы полной чушью.

Устроившись на ночь, я стал понемногу засыпать, так как завтра нужно было вставать очень рано.

Проснулся я от того, что за печью пищали мыши, да и дядька храпел так, что закладывало уши, повернувшись к стене, я попытался заснуть еще раз.

Тут удар в голову. Повернулся — лежит старая железная кружка, которую я дома-то и не видел. В этот момент, наверное, впервые в жизни мне стало очень жутко, ведь я понимал, что упасть она на меня просто так не могла, да и стол от меня находится далеко.

Я притих, стараясь уловить каждый шорох. Вдруг — удар опять по голове.

Смотрю: лежит половник, который висел на стене у печи. Вот тут-то я чуть не умер от разрыва сердца, — я понимал, что там кто-то есть, и настроен он совсем не дружелюбно.

От страха я кинул половник обратно в печь, от чего проснулся мой дядька и зажег свет. Но прежде чем он это сделал, я увидел у печи небольшой силуэт и два блеснувших в ночи глаза.

Подбежав ко мне, он посмотрел на меня и тихо сказал:
— Не положил хлеб?

Я покачал головой… Он снова протянул мне кусок хлеба, посыпанного солью.

— На, положи. Не нами это придумано и не нам отменять. Скажи спасибо, что ещё легко отделался.

Подойдя к печи, я судорожно положил хлеб.

В эту ночь заснуть я так и не смог, все всматривался в темноту. Когда я встал, я решил посмотреть то место, где оставил угощение, — но, вместо него я обнаружил лишь соль и мелкие крошки хлеба.

источник